Сайт для детей и любящих родителей
Зима и лето
Говорят, жирный конь считается хорошим, а богатый человек — мудрым… Не помню, кто придумал эту пословицу. И отец мой не помнит. И отец моего отца не помнит. И дед моего деда, сказывают, не помнил. Одно ясно — пословицу эту придумали богачи ноёны. Дескать, смотрите, мы потому и богаты, что родимся умными, а бедняки пастухи глупы от рождения, потому работают на нас, мудрых ноёнов. Хитро сказано, да не очень! Вот вам небольшая сказка. — Так начал старый бабай, когда однажды вечером улусная молодежь собралась в его юрте.
…Жил когда-то хан со своими прислужниками ноёнами. Были эти ноёны один толще другого, другой жирнее третьего, третий хвастливее четвертого. Знали ноёны одно — собирали налоги с населения, а потом лежали на мягких шкурах, пили архи и объедались до бесчувствия.
В это же время в далёкой степи жил один бедный пастух со своей дочкой, которая в народе прославилась умом и находчивостью. Говорили, что она могла разгадывать самые хитрые загадки, а главное, так смело и остроумно разговаривать с ноёнами — сборщиками ханских налогов, что они каждый раз, обескураженные, уезжали от неё ни с чем.
Прослышал о дочке пастуха сам хан и рассердился.
— Неужели эта девчонка из рода козопасов умней моих ноёнов?
И решил хан проверить её мудрость и остроумие. И приказал поехать к той девочке самому жирному и, как считалось, самому мудрому ноёну Бадме. Тот сел на своего, такого же, как хозяин, жирного, чересчур откормленного, коня и похвастал:
— Всесильнейший хан! Жирный конь считается хорошим, а богатый человек — мудрым. Надейся на меня!
Долго ехал по степи важный ноён, а когда подъехал к юрте бедного пастуха, не увидел ничего, за что можно было бы привязать коня. Даже столбика не было около юрты — так бедно жил пастух. Потоптался ноён на одном месте, крикнул:
— Эй, кто там в юрте! За что привязать коня богатому ноёну?
Распахнулась дверца юрты, и оттуда выглянула черноволосая девочка с бойкими, блестящими глазами. Послышался звучный голосок:
— Если хочешь привязать коня, то привяжи его за лето или за зиму…
— Как сказала? — остолбенел ханский прислужник.
— Я сказала — привяжи коня за лето или за зиму.
Ноён Бадма рассвирепел:
— Глупая девчонка! Неужели ты думаешь, что ханский ноён глупей тебя… Или ты не знаешь, что жирный конь считается…
Однако Бадма так и не договорил свою излюбленную пословицу. Юркая девочка захлопнула дверцу юрты и скрылась.
«Глупа, как овца, глупа», — подумал толстяк ноён, и погнал скорей коня назад, чтобы обрадовать хана известием, что в простом народе не бывает умных людей. А дни в степи стояли жаркие. Палило солнце. Чересчур жирный, малообъезженный конь Бадмы вскоре выбился из сил и остановился, отказавшись везти дальше своего жирного хозяина. Словом, не каждый жирный конь хорош… Ноён явился во дворец пешком, запылённый, в порванных унтах, по-прежнему самодовольный и спесивый.
— Ну, что интересного видел? — спросил его хан.
— Ничего интересного, — отдышавшись, хихикнул Бадма, — ничего интересного. Глупа она, всемогущий хан, глупа, как овца.
И ноён рассказал хану о разговоре с дочкой пастуха. Хан задумался и спросил:
— А что ещё ты видел у них возле юрты?
— Ничего, кроме худой телеги и саней.
— Сам ты дурак, Бадма, — нахмурился хан, — лето и зима это и есть телега и сани… — И подумал тут хан, что недолго ему со своими глупыми ноёнами властвовать над народом.
Вот какой, ребята, был случай в старину.
Жена Хордея
Жил когда-то вблизи Саянских гор бедняк Хордей. Он пас у одного богача скот. Хозяин был очень скуп. Когда минул год, он заплатил Хордею за его верную службу всего три монетки. Хордей обиделся и решил искать счастья в другом месте.
Долго скитался он среди дремучей тайги, диких гор и обширных степей, пока, наконец, не попал на берег Байкала. Здесь Хордей сел в лодку и переправился на остров Ольхон. Остров ему понравился, но прежде чем остаться на нём, он решил испытать своё счастье.
Хордей знал, что батюшка Байкал не ко всякому человеку расположен бывает, потому и не от всякого подношения принимает. Вот Хордей и загадал: «Брошу-ка я ему свои три монетки, если по нраву придусь — он примет мой подарок и, значит, я останусь здесь, а если назад выбросит — пойду дальше».
Загадал так и далеко забросил монетки в воды Байкала.
Заиграло море, зарокотало весело, как горный ручей, и приветливо плеснуло у берега волной. Поглядел на прибрежную гальку Хордей, а на ней только пенная россыпь сверкнула — и ничего больше. Обрадовался бедняк такому хорошему предзнаменованию и остался жить на острове у Малого моря.
Три года прошло с тех пор. Хордею здесь хорошо — Малое море кормило его вдоволь, тайга одевала. Да наскучило Хордею быть одному, захотелось ему жениться. И он затосковал.
Однажды, занятый печальными мыслями о своей невесёлой и одинокой жизни, Хордей сидел на берегу моря и наблюдал за чайками и бакланами, которые с весёлыми криками летали над морем. «Вот птицы и те счастливее меня, у них есть семьи», — завистливо думал он и тяжело вздыхал. И тут внезапно в шелесте байкальских волн ему послышался тихий голос:
— Не горюй, Хордей. Твои последние трудовые монетки, что не пожалел ты мне, не пропали даром — я тебя приютил когда-то, а теперь помогу найти и жену. Перед рассветом укройся здесь меж камней и жди. На утренней заре прилетит сюда стая лебедей. Лебеди сбросят с себя оперение и превратятся в стройных и красивых девушек. Тут и выбирай себе любимую. А когда девушки начнут купаться, спрячь её лебединое платье. Вот она-то и станет твоей женой. Будет она крепко уговаривать тебя вернуть ей одежду, ты не поддавайся. И потом, когда ты будешь жить с ней, поступай так же. Забудешь, что я сказал, — потеряешь жену…
И голос умолк. Долго сидел на берегу Хордей удивлённый: то ли померещился ему голос Байкала, то ли пригрезился во сне. Однако решил всё делать, как запомнил.
И вот на рассвете он услышал в небе свистящий шум могучих крыльев, и на берег опустилась стая белоснежных лебедей. Сбросили они свой лебединый наряд и превратились в прекрасных девушек. Они с весёлыми криками, резвяся, кинулись в море.
Глаз не мог оторвать Хордей от красавиц, и особенно очаровала его одна девушка-лебедь, самая красивая и молодая. Опомнившись, Хордей выбежал из-за скалы, схватил лебединое платье красавицы и быстро спрятал в пещере, а вход завалил каменьями.
На восходе солнца, вдоволь накупавшись, девушки-лебеди вышли на берег и стали одеваться. Только одна из них не нашла своей одежды на месте.
Испугалась она, жалобно запричитала:
— Ой, где вы мои нежные, легкие перышки, где мои быстролётные крылышки? Кто их похитил? О, какая я, Хонг, несчастная!
И тут она увидела Хордея. Поняла, что это его рук дело. Подбежала девушка-лебедь к нему, упала на колени и со слезами на глазах стала просить:
— Будь добр, славный молодец, возврати мне мою одежду, за это я буду тебе век благодарна. Проси чего хочешь — богатства, могущества, я дам тебе всё.
Но Хордей твёрдо сказал ей:
— Нет, прекрасная Хонг! Мне ничего и никого не надо, кроме тебя самой. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Заплакала девушка-лебедь, пуще прежнего стала умолять Хордея, чтобы он отпустил её. Но Хордей стоял на своём.
А все подруги её между тем уже оделись и превратились в лебедей. Хонг они не стали ждать, поднялись в воздух и с прощальными жалобными криками полетели прочь. Помахала им рукой лишённая одежды девушка-лебедь, залилась горючими слезами и села на камень. Хордей стал утешать её:
— Не плачь, прекрасная Хонг, мы будем с тобой хорошо жить, дружно. Я буду любить тебя и заботиться о тебе.
Делать нечего — успокоилась девушка-лебедь, вытерла слёзы с глаз, встала и сказала Хордею:
— Что ж, видно, судьба моя такая, я согласна быть твоей женой. Веди меня к себе.
Счастливый Хордей взял её за руку, и они пошли.
С того дня Хордей зажил на Ольхоне со своей супругой Хонг дружно и счастливо. У них родилось одиннадцать сыновей, которые выросли и стали родителям хорошими помощниками. А потом у сыновей появились семьи, жить Хордею стало ещё веселее, внуки и внучки не давали ему скучать. Радовалась, глядя на своё потомство, и красавица Хонг, которую не старили и годы. Она тоже любила нянчиться с внучатами, рассказывала им всякие сказки, задавала мудрёные загадки, учила всему хорошему и доброму, наставляла:
— Будьте в жизни всегда такими, как лебеди, верными друг другу. Запомните это, и когда подрастёте, сами поймёте, что означает верность.
А однажды, собрав всех внучат к себе в юрту, Хонг обратилась к ним с такими словами:
— Хорошие, славные мои ребятушки! Я всю жизнь отдала только вам и теперь могу умереть спокойно. А я скоро умру, я чувствую это, хотя и не старею телом — стареть я буду в другом обличье, чему я должна сохранить верность и от чего я когда-то была оторвана. И я верю, что вы не осудите меня…
О чём говорила бабушка и что у неё было на уме, внучата мало поняли. Но вот стал примечать старик Хордей, что его прекрасная супруга начала всё чаще и чаще тосковать, задумываться о чем-то и даже украдкой плакать. Зачастила она ходить и на то место, где когда-то Хордей похитил её одежду. Сидя на камне, она подолгу глядела в море, слушала, как неугомонно гремел у её ног холодный прибой. Мимо по небу проплывали угрюмые тучи, и она тоскующими глазами провожала их.
Не раз пытался Хордей узнать от жены причину её грусти, но она всегда отмалчивалась, пока, наконец, сама не решилась на откровенный разговор. Супруги сидели в юрте около огня и вспоминали всю свою совместную жизнь. И тут Хонг сказала:
— Сколько лет прожили мы с тобой, Хордей, вместе и никогда не ссорились. Я родила тебе одиннадцать сыновей, которые продолжают наш род. Так неужели же я не заслужила от тебя на закате своих дней хоть небольшого утешения? Почему, скажи, ты и сейчас скрываешь мою давнюю одежду?
— А зачем тебе эта одежда? — спросил Хордей.
— Хочу ещё раз стать лебедью и вспомнить свою молодость. Так порадуй же меня, Хордей, позволь хоть немного побыть прежней.
Долго не соглашался Хордей и отговаривал её не делать этого. Наконец, пожалел свою любимую женушку и, чтобы утешить её, отправился за лебединым платьем.
О, как обрадовалась возвращению мужа Хонг! И когда она взяла в руки своё платье, она стала ещё моложавее, просветлела лицом, засуетилась. Старательно приглаживая залежавшиеся перья, Хонг нетерпеливо готовилась надеть оперение на себя. А Хордей в это время варил в восьмиклейменой чаше баранину. Стоя около огня, он внимательно следил за своею Хонг. Радовался он тому, что она стала такой весёлой и довольной, но в то же время почему-то тревожился.
Вдруг Хонг обернулась лебедью.
— Ги! Ги! — пронзительно закричала она и стала медленно подниматься в небо, всё выше и выше.
И тут вспомнил Хордей, о чём предупреждал его Байкал.
Заплакал от горя бедняга Хордей и выбежал из юрты, всё ещё надеясь вернуть жену к домашнему очагу, но было уже позжно: лебедь парила высоко в небе и с каждой минутой удалялась всё дальше. Глядя ей вслед, Хордей горько упрекал себя:
— Зачем я послушался Хонг и отдал ей одежду? Зачем?
Долго не мог успокоиться Хордей. Но когда отчаяние прошло и в уме у него прояснилось, он понял, что хоть тяжело на сердце, но разве он имел право лишать жену последней радости. Рождённый лебедем — лебедем и умирает, приобретенное хитростью — хитростью и отнимается.
Говорят, что всякое горе, если есть с кем разделить его, тягостно вполовину.
А Хордей жил теперь не в одиночестве: его окружали сыновья с невестками и много внучат, в которых он и нашёл утешение на старости лет.